В женских колониях нет такой строгой иерархии, как в мужских: нет разделения на ярко-выраженные касты, отсутствуют так называемые «понятия», не стыдно заниматься физическим трудом. Внимания на прежние криминальные заслуги и список «отсидок» обращают мало: важнее другое – какая личность попала в камеру, какой от нее может быть толк для остальных, насколько щедра ее родня на посылки и подарки.
Касаемо условий и санитарии – как повезет. Есть образцово-показательные места, в которых нет перебоев с горячей водой, свежая еда и сносное медицинское обслуживание. Есть и иные: с высоким процентом самоубийств из-за огромного количества насилия, с протухшей едой, отсутствием банальных лекарств, моральным и физическим унижением со стороны руководства.
Кто считается опущенной в зонах для женщин?
Изгои в женских колониях есть, как и в мужских, однако отношение к ним, скорее, брезгливое, а не агрессивное. За одним исключением: детоубийц там категорически не любят и устраивают им «темные» при первой возможности. Поэтому для этих дам приготовлены отдельные камеры с осужденными по таким же статьям. С презрением относятся к наркоманам с большим стажем, героинщицам – считается, что они продадут любую за сигарету или щепотку чая.
Подробнее об опущенных читайте тут.
- Самые страшные тюрьмы РФ.
- Способы перевода денег заключенному в колонию.
- Ресоциализация лиц, освободившихся из мест лишения свободы.
- Является ли документом и удостоверением личности справка об освобождении из мест лишения свободы?
- Правила и особенности отмены условного осуждения.
- Подробно о гауптвахте.
- Пожизненное лишение свободы в России.
- Как развестись, если муж сидит в тюрьме?
- Дисбат Мулино.
- Понятие и особенности условного лишения свободы.
Что происходит в колониях?
Правозащитники бьют тревогу: несмотря на, казалось бы, строгий контроль и призывы к введению «прозрачности» по делам заключенных, в отдельных колониях продолжают применяться варварские методы по поддержанию порядка и удержанию в “узде” большой массы людей. Причем женщины страдают не меньше, чем мужчины.
Самые распространенные пытки и издевательства над женщинами – заключенными в современной России следующие.
- Холодный карцер. Провинившуюся женщину отправляют в карцер. Это холодное и очень маленькое помещение, в котором часто отсутствует даже табурет, не говоря уже о лежанке. Женщину лишают еды и предметов гигиены, при попытках заснуть будят звуковыми сигналами или пинками, насилуют или избивают дубинками или кирзовыми сапогами.
- Пытка электрошокером. Электрический ток причиняет ощутимую боль, но не оставляет следов. Этим-то и пользуются сотрудники колоний. Причем подносят электрошокер к самым чувствительным женским местам:
- Половым органам.
- Соскам.
- Лицу.
- Привязывание к кровати. Такой метод применяют к буйным заключенным или к женщинам, которые отказываются принимать пищу. Их привязывают к кроватям в виде “звезды” – растянув в разные стороны руки и ноги. Используются обычные веревки, которые врезаются в кожу и не только причиняют страдания, но и оставляют плохо заживающие следы. Такая пытка длится часами: женщинам не разрешают вставать даже в туалет.
- Пытка водой. Воду используют довольно часто. Это обливания на морозе. Жертве не дают согреться, отправляют обратно в холодную камеру, а через несколько часов снова обливают. Топят в емкости. Достаточно небольшого таза, куда наливают жидкость и окунают раз за разом лицо жертвы. Когда она начинает захлебываться – ее вытаскивают, дают продышаться, и снова окунают.
- Пытка бессонницей. Осужденную помещают в одиночную камеру и не дают спать. В камере постоянно горит свет, а охранник заглядывает в дверной глазок время от времени и, если женщина в этот момент закрыла глаза – ее награждают тычками или ударом дубинки. Дело нередко заканчивается обмороками.
Истории из жизни
Яна Л.:
«Да, это была моя большая ошибка. Не нужно нам было трогать ту женщину. Мы выпили перед нападением – каждый по нескольку бокалов алкогольного коктейля – а после увидели ее: в меховой шубе, расфуфыренную, и захотели позабавиться. Вырезали по паре лоскутов из шубы.»
Но суд посчитал действия компании не шуткой, а грабежом, и Яна на 9 месяцев попала сначала в СИЗО, а после – в колонию на долгих 15. Колония в Калужской области была открыта совсем недавно и контингент там был, в основном, московский.
Многие – первоходы, получившиеся сроки за распространение наркотиков, кражи и убийства. И условия содержания отличались от многих других: два рабочих дня через два выходных, доступный душ и всегда есть горячая вода. Но постепенно перед девушкой открылось другое: узкий мирок озлобленности и недоверия.
«У каждого сотрудника на груди была прикреплена видеокамера. Как-то раз одна заключенная попыталась ее сорвать – и получила дополнительный срок за нападение. Контроль жесткий и ежесекундный, тумбочки могли проверять по 6 раз за день. Или разрешали садиться за стол в обеденный час только троим, а остальных выстраивали возле стенки и заставляли смотреть. Это называлось «профилактика».
Но бывали и там отдушины. По выходным в местный клуб приезжал психолог: проводил беседы, показывал фильмы.За хорошее поведение позволялось заниматься в спортзале.
В нашем отряде было много людей с деньгами, блатных. Они подмазывались к ментам: покупали то планшеты начальникам, то диваны в колонию. Выносить мусор и мыть туалеты заставляли остальных, и это считалось унизительным.
Попробуй заплачь – посчитают слабой и начнут гнобить, а то и шпынять исподтишка. Нужно было не молчать, а грубить в ответ, огрызаться. Но жестоких избиений я не видела – больше на словах «посылали».
Кстати говоря: раньше тех, кто отказывался от хозяйственных работ, уважали и всячески превозносили. Сейчас к ним такое же отношение. Выйти по УДО всем хочется, а единственная дорога к этому – примерное поведение. Или же деньги.
Ходили слухи, что один год стоит миллион рублей. Насобираешь – дело в шляпе. Но я свой срок отсидела полностью. Что еще могу сказать? Хорошие люди не работают в администрации колоний.»
Марина Ч.:
«Я попалась на «контрольной закупке». Давний друг, с которым мы иногда баловались наркотиками, предложил товар за очень маленькие деньги. Я приехала, заплатила, а на улице меня скрутили, показали документы и увезли.»
Поначалу Марину встретили в камере как свою, с улыбками и, казалось бы, искренним сочувствием. А потом все карты раскрылись. Весь коллектив разбит на группы – так легче выживать. Одиночкой быть сложно. Постоянно драки, выяснения отношений на повышенных тонах, мелкие пакости друг другу. Взрослые, опытные женщины умеют надавить на самую больную точку, если поймут, что ты поддаешься.
Вообще уровень жизни там – примитивный, детский какой-то. Забываешь все громкие цитаты и лозунги, в голове одно – это моя миска с едой, это моя шмотка. Сокамерницы провоцируют ссоры, придираются по каждой мелочи. Но особенно унижают по статьям, например, детоубийц просто ненавидят. С ними отказываются есть за одним столом и стоять рядом на проверке.
В хозотрядах было тяжело – работы и на пекарне, и в изоляторах, и на участках всегда хватало. Но это была единственная возможность хоть бы на время отстраниться от гнетущих мыслей. После перевода в Мордовию Марина с головой ушла в работу – шитье.
«Мы шили защитные костюмы на швейных машинках. Я ее освоила сразу и потом практически не вылезала из-за стола. Знаете, почему? И дело не в деньгах было. Я боялась попасть в карцер – там держали подолгу и били много, не кормили, и все равно приносили эту проклятую швейную машинку.
А выполнившие свою дневную норму жили в относительном покое – их и кормили как следует, и работу оплачивали. Отношение к работе строгое: если не занята чем-то – лодырь. С пустыми руками, да и вообще сидеть, руки сложив, нельзя – прессуют.»
Марина называет тот коллектив «миграцией диких кабанов» – опасный, агрессивный. Но изнасилований нет, хотя волей-неволей приходится строить «семью» с кем-то более сильным и авторитетным.
“Отношение товарок по камере меняется к концу твоего срока. Тебя начинают просто ненавидеть: ведь ты выходишь, а кому-то мотать и мотать. Один раз в меня плеснули кипятком, кто-то заступился, началась драка – в итоге агрессия всей толпы на меня же и вылилась. “Я получила там много уроков – на всю оставшуюся жизнь хватит.Главное – в тюрьме выживает сильнейший.»
Ирина Л.
«Могла ли я: выпускница журфака МГУ, подумать, что когда-нибудь пройду все эти круги каменного ада? Пресненское ОВД, где мне запустили в голову бутылью с водой, СИЗО с камерой метр на метр, «карантин», выкрашенный в беззаботный голубой цвет, два года колонии на востоке страны.
Я выдюжила и не сломалась. Хотя до сих пор мне снятся располосованные вены соседок по камере и ночные истерики.»
Хулиганство, совершенное группой лиц по мотиву идеологической ненависти – так звучала вменяемая Ирине статья. Обвинение просило 8 лет колонии, однако через 2 года девушка вышла по амнистии.
«Сразу хочу сказать – вести себя там нужно также, как и на воле вел: уважительно, спокойно, но уметь настоять на своем и не раскисать. И еще не быть излишне брезгливой, иначе с ума сойдешь. В моей камере было 40 человек. Есть и меньше – на 12. Уединения не получишь: ни книжку почитать, ни подумать.
Одноместные кровати – только для способных заплатить за это старшей по камере. Вообще блатных много было: мошенницам, укравшим миллионы у государства, жилось неплохо. Они сотрудничают с администрацией, потому если тронешь такую – влетишь в карцер, а в деле появится о «злостном нарушении» отметка.»
Ирина вынесла из случившегося свой урок – ничего и никому не рассказывать.
«Поддерживать разговор приходится, но, поделившись личным, можешь получить удар в спину. Многие заключенные, надеясь на поблажки, доносят администрации обо всем, что услышат или заметят. Таких переводят в старшими по камере и дают ряд привилегий: разрешают завести личный чайник, кипятильником, позволяют пользоваться иногда мобильным телефоном. Даже унитазы делятся: сядешь на «избранный» – изобьют. Негласное разделение в камере неискоренимо. Уборка три раза в день, уборка нужника и прочее вешается на тех, кто беден и болен.
Причем все чистящие средства, бумага туалетная – присылают родственники. И ты вынужден делиться с начальством, которое распределяет это по другим камерам. В больницу отправляют в крайнем случае – если заключенная не может ходить и принимать пищу.
Мою соседку с диагнозом «эпилепсия» скорая увезла только со второго раза, и лишь когда конвой подготовили. Только беременным поблажки дают. Выкидыши часто случаются, потому что врачи толком не осматривают таких. За полтора года, что я сидела, повесились пятеро, трое вены вскрыли, многие ломаются, не выдерживают.»
Нина Р.:
«Когда усатый и седой милиционер сказал мне: «Все, девушка, ты попала!» – я на него посмотрела недоумевающе. Дескать, да ладно. И не из таких переделок выбирались. Оказалось – таких-то как раз и не было.»
У девушки был обычный роман с крутым, как ей казалось, парнем. Уверенный в себе, щедрый, красивый, водил по дорогим кабакам и дарил охапками розы. А потом подкинул ей в сумочку наркотики, когда их остановил патруль на улице для проверки документов.
«В первые дни в колонии я мало что соображала. Закрыли дверь, и я стою в центре, а вокруг – 20 женщин, кто с прищуром смотрит, кто с презрением, кто с любопытством. Чувствуешь себя кроликом перед прайдом львов. Новеньких всегда проверяют на присутствие духа, но меня спасла одна пожилая женщина. Позже выяснилось, что я ей внешне понравилась. В мужских колониях гнобят за изнасилование несовершеннолетних, в женских – за убийство детей. Подсадили одну такую. Как узнали сокамерницы, что она своего сынишку задушила подушкой – избили до полусмерти.
А женщины дерутся хлеще мужиков. Ей нос свернули набок, зубы передние выбили, волосы вырвали. Отлежалась она в лазарете, перевели ее в другую камеру – там та же история. В итоге отправили к таким же гнидам.»
Нина признается: в первые полгода она махнула на себя рукой, перестала даже расчесываться. Ужасно боялась приставаний со стороны – увидела как-то раз соседок в недвусмысленной позе и спать не могла три ночи подряд.
«В женской камере нет понятия «опустить» – вместо этого просто избивают, если не хочешь. Сексуальный контакт нередко оплачивается: сигаретами, едой из посылок, косметикой. Но часто встречается и настоящая любовь. Не представляете, какие истерики были, когда разлучали пару одну! Одну перевели в другой корпус, а вторая вены вскрыла себе.»
О воле мечтают все и на какие только ухищрения не идут. Попытки соблазнить молодых охранников – сплошь и рядом. На вопрос, насилуют ли сотрудники женщин, Нина качает головой – она только слышала, что когда-то такое действительно было.
«Девку отводили в карцер и делали с ней что хотели. Если она беременела – сразу же аборт, не спрашивая. Но со временем это выплыло наружу, в газетах появились статьи о беспределе в колониях, и кто-то сверху запретил.»
«Выходить на волю – страшно. Ждешь этого дня, считаешь часы, а когда он наступает – ужас неописуемый наваливается, даже дышать трудно. Может быть, оттого, что мало кто действительно тебя ждет. Даже мама смотрит, как на замаранную.»
Екатерина С.:
«Когда я попала на зону впервые, то даже удивилась. Музыка играет, в волейбол режутся – как в обычном дворе. Но, когда начинаешь вглядываться в лица – видишь усталость, изнеможение, бессилие.»
За подделку документов и кражу Катя получила почти 6 лет. Сейчас о своих первых месяцах она рассказывает с улыбкой, даже шутит. Но слушать это страшно. «Сначала меня поставили к швейной машинке. Умеешь ты шить – не умеешь, это никого не волнует.»
«Освоить все получается не сразу и эти полгода ты ходишь битая, потому что начальник промзоны требует результат с бригадира, а результата нет. И бригадир на тебе отыгрывается все это время: может и головой об стенку ударить, и пнуть, и по рукам палкой стукнуть. Начальник меня лично заводил к себе в кабинет и бил дубинкой по ногам. Три месяца через день я так ходила – ноги опухли, спина черная была. Но от шитья отказывалась.
В итоге меня перевели в художественную мастерскую, потому что рисовать я как раз умела. И мы группой расписывали матрешек, рисовали картины с котятами. В соседней комнате вышивали иконы. Одна женщина сильно проштрафилась – убежала в жилзону, сорвала мероприятие какое-то, и ее месяцев на 5 упекли в изолятор.
Зимой камеру открывали, там было +12 градусов. А возле батареи дышать нечем. Оставили ей платье тонкое, спать не давали по ночам, ставили «ласточкой» и били, поливали водой холодной. Она в итоге повесилась.»
Катин муж бросил ее через полгода после оглашения приговора и уехал в неизвестном направлении. Ребенка забрали бабушка с дедушкой. Приезжают редко, но часто шлю посылки.
«На зоне выдают форму на год: брюки или саржевую юбку (серую, темно-синюю), пиджак и рубашку. На зиму – телогрейку. И платок обязательно. Снимешь только в цеху, если жарко. Косметикой пользоваться разрешают, но не яркой: туши чуть да бледной помады. Баня – раз в неделю. Душа нет, на два десятка человек пара кранов и да по тазу. Моешься в помещении без света и без окон. Туалет на улице – простая дырка, и из щелей вокруг дует. К администрации ходить – толку нет. Мы для них не люди, мы контингент.»
